Епископ Луцкий и Ровенский Иов Коновалюк (УАИПЦ) о Патриархе Киевском и всея Руси-Украины (УПЦ КП) Владимире Романюке. Интервью 2018 г., часть 3-я.

Епископ Луцкий и Ровенский Иов Коновалюк (УАИПЦ) о Патриархе Киевском и всея Руси-Украины (УПЦ КП) Владимире Романюке. Интервью Порталу-Кредо, июль 2018 г., часть 3-я.

― 14 июля исполнилось уже 23 года со дня кончины Патриарха Киевского и всея Руси-Украины Владимира Романюка. Как долго Вы знали Патриарха при его жизни? Чем он запомнился Вам? Почему ранее в интервью Вы сказали, что период менее чем двухлетнего (октябрь 1993 – июль 1995) возглавления им УПЦ Киевского Патриархата был «временным по сути и замыслу»? Присутствовали ли Вы при погребении Патриарха Владимира, вошедшем в историю как «кровавый/чёрный вторник»?

― Я познакомился с будущим Патриархом Владимиром Романюком в 1990 году, когда присоединился к Украинской Автокефальной Православной Церкви (УАПЦ). Что это не заурядный, а выдающийся человек и архиерей, я понял, когда однажды оказался с ним в одной хорошей компании :). Это было после то ли собора, то ли совещания архиереев УАПЦ во Львове, когда недавно рукоположенный епископ Антоний Масéндыч, которого я сопровождал в качестве послушника, а также епископы Владимир Романюк, Данила Ковальчук и Роман Балащук заехали в гости к о. Владимиру Яреме. Потом, уже вечером, все вышеназванные архиереи (и я с ними в придачу) поехали на автомобиле владыки Данилы дальше: владыку Антония и меня должны были доставить к нему домой в г. Долину Ивано-Франковской области, а остальные владыки собирались продолжать свой путь, кажется, на Буковину. За рулём был владыка Данила, справа от него сидел владыка Антоний, а сзади сидели владыки Владимир и Роман и я между ними.

И у о. Владимира Яремы, и потом в дороге владыки общались между собой на самые разные актуальные темы (прежде всего, конечно, на церковные, но и на политические тоже), и именно тогда я впервые открыл для себя владыку Владимира: обратил внимание на его чрезвычайную скромность и неприхотливость, на его добродушие и хорошее чувство юмора, на его своеобразный покутский говор, на его интересные воспоминания о прошлом (о жизни в советских лагерях и ссылках, а также о недолгом пребывании в эмиграции), на его целеустремлённость и проникновенность, на его глубокие (хотя по форме совершенно простые) мысли о великой миссии Украинской Церкви и о возрождении горячо любимой им Украины… Мне тогда врезались в память его слова о том, что настоящий национализм – это наивысшая, благородная, жертвенная форма любви к своей родине и к своему народу, которая не может соединяться с чувством превосходства над другими народами или странами, с ненавистью или враждебностью по отношению к ним…

(В качестве ремарки хочу здесь засвидетельствовать непреклонную верность владыки Владимира этой своей выстраданной идеологической позиции, в чём можно убедиться, например, из Устава Чина Святителя Илариона, основоположником и пожизненным главой которого стал будущий Патриарх в 1993 году. Ставя перед собой задачу «осуществления всестороннего, организованного, фактического, главным образом интеллектуального противодействия влиянию московской православно-имперской идеологии и присутствию на канонической территории Киевского Патриархата Московской Патриархии (в форме так называемой УПЦ)», наряду с этим Устав провозглашает необходимость «учреждения под юрисдикцией Святейшего Патриарха Киевского и всея Украины (-Руси) приходов для национальных меньшинств с их национальным богослужебным языком», необходимость «учреждения подворья Московской Патриархии в городе Киеве сразу же после признания последней Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата», необходимость «становления российского культурного мира в Украине и творческого сотрудничества с ним»…)

Возвращаюсь к своему повествованию. Поскольку осенью 1990 года я, полностью увлёкшись церковной жизнью, бросил учёбу в школе, то стал периодически приезжать в Киев как послушник и иподиакон епископа Ровенского и Житомирского Антония Масендыча, который был назначен управделами Киевской Патриархии УАПЦ. Тогда с владыкой Владимиром Романюком я стал видеться уже часто, ведь проживали мы все вместе в отеле «Украина»: сначала на первом этаже в трёх номерах, окна которых выходили во внутренний, всегда полутёмный двор-колодец (номер посередине являлся канцелярией, слева в однокомнатном номере проживали епископы Владимир и Роман, справа в двухкомнатном номере проживал епископ Антоний и его «архиерейская сволочь»), а потом в других, лучших номерах с хорошим освещением, хоть и на разных этажах.

Приходилось видеть и слышать владыку Владимира в разных ситуациях: и на службах, и на общественно-национальных мероприятиях, и в поездках на автобусе или такси, и за столом в гостях, и когда он иногда смотрел в нашем номере телевизор, и когда беседовал или просто обменивался репликами с окружающими… Несколько раз совсем поздно вечером владыка Антоний посылал меня позвать владыку Владимира для каких-то неотложных бесед, и приходилось даже будить его настойчивым стуком в дверь…

К сожалению, я был тогда слишком молод и не осознавал, насколько уникальным человеком был владыка Владимир. Я по глупости не понимал, что надо было впитывать и запоминать каждое его слово, тем более каждое его ценное воспоминание-свидетельство о годах борьбы и страданий за украинскую церковную и национальную идею, что надо было самому при каждом удобном случае расспрашивать его обо всём, что он пережил, обо всех, кого он встречал, и вообще о его жизненном опыте и ви́дении прошлого и настоящего… Увы, чётко остались в памяти лишь отдельные его реплики или поступки, а всё остальное в общих чертах слилось в один его светлый образ, который с годами становится мне всё ближе и дороже…

Большое впечатление на меня произвела поездка с владыкой Владимиром на рейсовом автобусе («Икарусе») из Киева в Ровно на Рождество Христово 1991 года. Владыка Антоний Масендыч, служивший на Рождество в Покровском храме на Подоле, должен был остаться в Киеве и не мог приехать в свой кафедральный храм в Ровно на престольный праздник святого Апостола, Первомученика и Архидиакона Стефана (на третий день после Рождества Христова), поэтому попросил владыку Владимира заменить его. И вот мы с владыкой Владимиром сели под вечер в полностью забитый пассажирами автобус, места у нас были не рядом, а наискось через проход (купили последние свободные билеты), впереди предстоял многочасовой путь, за окном мелькал унылый зимний пейзаж… И вдруг где-то посередине дороги владыка Владимир начал петь своим неповторимым голосом хорошо известные и совершенно оригинальные рождественские колядки, кое-кто из пассажиров стал ему подпевать! Боже мой, какое же это было открытие для меня, какая это была радость, какое это было счастье!..

Хорошо запомнил я на всю жизнь, как на тот престольный Свято-Степановский праздник во время Литургии один раз ошибся и подал владыке Владимиру трикирий и дикирий не так, как положено, – в правую руку трикирий, в левую руку дикирий, – а наоборот. (Теперь-то я знаю, что именно так, наоборот, благословляют дикирием и трикирием старообрядческие архиереи, а тогда мне казалось это непростительным прегрешением.) Владыка Владимир сам был не очень уверен в тонкостях архиерейского чина и благословил так, как я ему подал, но потом посмотрел на свои руки и, видимо, вспомнив, что трикирий должен быть всегда «приписан» к правой руке, а дикирий – к левой, тут же недовольно буркнул мне: «Що це ти, Василю, не туди мені дав? Навпаки ж треба!» Больше никогда я таких страшных ошибок не допускал. :)

Да, в архиерейском служении владыка Владимир был не весьма искусен, его тяготила внешняя мишура, он часто терялся и совершал какие-то движения неправильно или непрезентабельно. Я же тогда быстро стал великим специалистом в иподьяконстве :), поэтому удивлялся его неумелости и неловкости в таком «важном», как мне казалось, для архиерея деле: я ведь, дурачок, думал, что во внешнем благолепии – вся суть богослужения… Но сейчас-то я понимаю, что так проявлялась его скромность и искренность по отношению к Богу: он не умел рисоваться и непонятно зачем на службе «представлять собой образ» Христа, не хотел быть центральной фигурой богослужения, не желал занимать место Пастыреначальника, но сам смиренно предстоял Ему во главе Его словесного стада…

Помню, как однажды летом 1991 года в какой-то праздник (случившийся среди недели) я, приехав рано утром поездом из Ровно в Киев, сразу отправился не в отель, а в трапезный Иоанно-Богословский храм Михайловского Златоверхого монастыря, в котором числился иноком (2 марта того года я был пострижен в рясофор с именем Викентий). Вскоре пришёл и владыка Владимир, который сказал, что будет совершать Литургию сам по иерейскому чину и без диакона. Тогда стояли жаркие дни и в храме было душновато (видимо, от высокой влажности), хотя молящихся было немного. Перед облачением владыка Владимир виновато посмотрел на меня (мы были в алтаре только вдвоём) и сказал: «Ох, Вікентію, щось так пáрко!». Потом, к моему псевдоблагочестивому ужасу :), он снял свою рясу из плотной ткани (она была у него единственная) и, поскольку подрясника под рясой не было, одел подризник прямо на рубашку и брюки. Меня это смутило, а о том, что у владыки Владимира было больное сердце (он перенёс потом несколько инфарктов), я и не думал тогда… Перед началом Литургии владыка Владимир взял с престола свою митру и, тяжело вздохнув, водрузил её себе на голову. Но как только начали петь первый антифон, он, опять виновато покосившись на меня, сокрушённо произнёс: «Ох, Вікентію, щось вона мені так мýляє!». Тут же быстро сдёрнув с головы митру, владыка положил её на престол и больше к ней до конца службы не прикасался. Как я его теперь понимаю! :)

Помню, как однажды при мне архиереи разговаривали о митрополите Иоанне Боднарчуке, который был тогда уже исключён из УАПЦ и, желая добиться возвращения в Московский Патриархат, начал строчить всякие низкопробные обличительные статьи о рукоположенном им автокефальном епископате. Владыка Владимир в разговоре сообщил, что через своих бывших соузников-лагерников («по их каналам связи») недавно узнал, что Боднарчук, репрессированный после войны за украинский национализм, в лагере был стукачом, чем, видимо, и обеспечил себе после досрочного освобождения удачную церковную карьеру…

С болью вспоминаю те трагические события в Луцке в декабре 1992 года, когда владыку Владимира Романюка, в то время уже архиепископа Белоцерковского, Синод Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата (УПЦ КП) назначил управлять Волынской епархией вместо скандального, но по-своему талантливого и весьма популярного тогда среди «национально-сознательной» волынской паствы архиепископа Спиридона Бáбского. Владыка Спиридон уходить из Луцка, конечно, не хотел (его удаление – это отдельная, довольно неприятная, тёмная и противоречивая история, к которой я, увы, тоже причастен, но об этом расскажу как-нибудь в другой раз). Митрополита Филарета Денисенка, как якобы инициатора своего смещения с епархии, владыка Спиридон прямо с амвона кафедрального собора обзывал «сволочью», а к приезду владыки Владимира собрал сотни своих агрессивных сторонников, среди которых особо выделялись «ветераны ОУН-УПА» в соответствующей военной форме. И вот эти «ветераны ОУН-УПА» вместе с остальной толпой «спиридоновцев» владыку Владимира при входе в епархиальное управление чуть не растерзали, а тогдашний глава «Волынского братства ветеранов ОУН-УПА» (сейчас не могу вспомнить его фамилии) обозвал владыку Владимира «московським запрóданцем» (т.е. продавшимся Москве человеком, предателем) и сильно ударил его в грудь, от чего у него случился обширный инфаркт и его забрали в реанимацию, где еле спасли от смерти…

Следующее воспоминание о владыке Владимире связано у меня с его избранием Патриархом Киевским и всея Руси-Украины в октябре 1993 года. Я был участником Всеукраинского Поместного Собора, который проходил в Святой Софии Киевской, и видел, какая ожесточённая борьба велась на заседаниях и в кулуарах между сторонниками митрополита Филарета Денисенка и между сторонниками митрополита Антония Масендыча. Я в то время уже более года учился в Волынской Духовной Семинарии, служил дьяконом при архиереях то в Луцке, то в Ровно, и с владыкой Антонием, фактически, порвал, поскольку его стиль церковного руководства и поведения мне стал неприятен и чужд. Мои симпатии тогда были полностью на стороне владыки Филарета, поэтому наглые патриаршие амбиции владыки Антония меня очень тревожили и возмущали. Когда, казалось, раскол в УПЦ КП был неизбежен, промыслительно (не знаю, с чей подачи) была выдвинута и поддержана большинством голосов кандидатура митрополита Владимира Романюка. Тогда я уже постоянно не общался с ним, поэтому был несколько разочарован: он казался мне всё-таки креатурой владыки Антония, однако последующие события показали, что это не так. По-моему, обе противоборствующие партии сделали тогда ставку на владыку Владимира как на временного кандидата (учитывая его неважное состояние здоровья и его неискушённость в вопросах административного управления), с надеждой, что смогут манипулировать им и с его помощью достичь реального перевеса в борьбе за власть в Церкви.

Однако уже через два-три месяца после избрания Патриарха Владимира Романюка митрополит Антоний Масендыч с группой своих единомышленников решился бежать из УПЦ КП в Московский Патриархат («в знак покаяния» захватив с собой немало церковного имущества и финансов, благодаря которым, видимо, и получил вскоре в Москве новую хиротонию во епископа Барнаульского и Алтайского). Его уход, надо сказать, был воспринят многими (в том числе и мною) с большим облегчением, появилась надежда на обновление Киевского Патриархата, были рукоположены другие, более достойные (как тогда виделось) архиереи, среди прочих: Даниил Чокалюк, Владимир Ладыка, Иоасаф Шибаев…

Но оказалось, что самая трагическая борьба за руководство Киевским Патриархатом только начинается: Патриарх Владимир не желал быть просто марионеткой митрополита Филарета Денисенка, пытался взять бразды правления в свои руки и в последние месяцы жизни вообще отделаться от него, а митрополит Филарет, в свою очередь, не собирался играть в Киевском Патриархате вторую скрипку, всё более доминировал над Патриархом и наращивал собственное влияние в Церкви. Конфликт между Владимиром и Филаретом, в конце концов, вылился в открытую вражду и противостояние между ними…

Разумеется, нельзя отрицать и возможного деструктивного влияния на Патриарха Владимира его собственного близкого окружения. У меня, например, вызывали недоумение такие лица, как эпатажный архимандрит Захария Чернов-Тарасюк… Настораживало то, что Патриарх безоговорочно (как мне кажется) покровительствовал УНА-УНСО, тесно сотрудничал с неистовым «партизаном Креста» и идеологом «огненного христианства – государственной религии сильных» Анатолием Лупынóсом (конечно, по-своему достойным и глубоким человеком, однако явно с экстремистским уклоном)…

(Опять сделаю ремарку. Не понимая каких-то поступков покойного Патриарха Владимира и не соглашаясь с ними, я всё-таки думаю: может, это было тогда такое всеобщее поветрие? Ведь, например, в те же годы Сербский Патриарх Павел Стойчевич благословлял руководителей Республики Сербской Р. Караджича и Р. Младича, которые сейчас осуждены международным трибуналом в Гааге как военные преступники и совершители геноцида... Также и представитель Синода Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) в России епископ Каннский Варнава Прокофьев активно сотрудничал в те годы с российским ультраправым антисемитским Национально-патриотическим фронтом «Память»…)

Продолжу свой рассказ. Когда в самом начале 1994 года меня, вслед за епископом Серафимом Верзунóм, «ушли» из Луцка, я, имея отпускную грамоту, не знал, что делать дальше, где продолжить своё служение. В Навечерие Рождества Христова, получив благословение митрополита Филарета Денисенка, я участвовал в совершении Литургии во Владимирском соборе в Киеве. После причастия священнослужителей митрополит Филарет подозвал меня к себе и спросил о моих намерениях. Я ответил, что меня зовёт к себе переведённый на Житомирскую кафедру владыка Серафим, однако стóит ли соглашаться на его предложение, не знаю. И тогда владыка Филарет, совсем неожиданно для меня, сказал: «Отець Вікентій! Ви давно знайомі з Патріархом Володимиром. Треба, щоб з ним поруч була надійна людина, яка б добре впливала на нього і його оточення. До того ж Ви знаєтеся на тонкощах архієрейського служіння. Тому благословляю Вас завтра служити з Патріархом у Феодосіївському монастирі і залишитися при ньому дияконом».

На следующий день, в праздник Рождества Христова, я так и поступил: отправился в Феодосиевский монастырь и служил с Патриархом Владимиром, однако остаться при нём не захотел, и вот почему. Во время службы я присматривался к поведению, взглядам, репликам сослуживших Патриарху священнослужителей, размышлял и чётко осознал, что это не мой уровень – влиять на Патриарха или его окружение, что у меня нет к этому никаких способностей и внутреннего побуждения, что среди столичного духовенства так или иначе придётся жить по принципу: «попал в стáю, лай не лай, а хвостом виляй, не то заедят»… Поэтому я решил вернуться на тот уровень, который был мне более близок и понятен, и к празднику Богоявления поехал служить в Житомир – в скромную и непопулярную тогда епархию, где стал дьяконом при уже хорошо знакомом и совершенно благосклонном ко мне епископе Серафиме, вокруг которого не было никакой борьбы за первенство или влияние. Там я и прослужил почти до самого конца 1994 года.

С этого времени и до конца жизни Патриарха Владимира я видел его уже нечасто, обычно тогда, когда вместе с епископом Серафимом бывал в Киеве на торжественных праздниках (в дни памяти священномученика Макария, князя Владимира, праведного Филарета, великомученицы Варвары). Близко и подолгу с Патриархом я не общался, однако иногда заходил в его скромные покои в резиденции митрополита Филарета на Пушкинской улице (Патриарху выделили всего две маленькие комнатки на третьем этаже, одна из которых была проходная)…

Там однажды произошёл один памятный для меня случай, свидетельствующий об абсолютной простоте и непосредственности Патриарха Владимира: он застал меня в полном патриаршем облачении и похвалил :)! Дело в том, что ему подарили вышитое крестиком облачение, а на омофоре и саккосе были неправильно пришиты пуговицы, поэтому Патриарх попросил своих иподьяконов (Богдана Тимошенка и Виталия Друзюка), чтобы они на ком-то примерили и исправили. И когда они были в недоумении, на ком именно исполнить это благословение Патриарха, вдруг случайно подвернулся я. Я постучал к Патриарху с надеждой попить у него чайку, а поскольку его в покоях не оказалось, то попал в цепкие руки его иподьяконов. Они меня убедили, что именно так благословил сделать Патриарх, и хоть я немного смущался, однако они меня облачили по полному чину, правда, к сожалению, без чтения молитв и каждения :)! И вот стою я во всём архиерейском благолепии, иподьякона смотрят, куда надо перешить пуговицы, а в это время как раз заходит Патриарх и, увидев моё самозванство :), с одобрительной улыбкой говорит: «О, Вікентію, як добре, що ти ото прийшов, бо вишили мені ції ризи, а там щось на шиї муляє, я просив хлопців, щоб на комусь подивилися й виправили»! Вот таков был наш приснопамятный Патриарх Владимир…

А внутри Церкви усиливалась борьба за власть, отношения между Патриархом Владимиром и митрополитом Филаретом всё ухудшались. Особенно они обострились в связи с изгнанием из Ровно архиепископа Романа Балащука. Может быть, владыка Роман действительно имел какие-то слабости или пороки и заслуживал определённого наказания, однако настоящей причиной его удаления был его открытый конфликт со всесильным тогда ровенским народным депутатом В. Червониéм, чрезвычайно близким к митрополиту Филарету и влиятельным в Киевском Патриархате. Патриарх Владимир отстаивал собственную церковную позицию, не соглашался с давлением политиков и горлопанов, видимо, осознав, что так будут постепенно удалены все нелояльные митрополиту Филарету архиереи. Помню, как после одного из заседаний Синода по делу владыки Романа приближённый к Патриарху Владимиру глава Киевской областной организации Всеукраинского Православного Братства Апостола Андрея Первозванного Володя Кательницкий, давний мой знакомый ещё по УАПЦ, строго сказал мне: «Ми владику Романа на потáлу (т.е. на растерзание) не дамó!»…

Потом, в последние месяцы жизни Патриарха Владимира, противостояние между ним и митрополитом Филаретом достигло апогея… Без согласия Патриарха Владимира митрополит Филарет рукоположил своего ставленника епископа Иова Павлышына, а Патриарх Владимир без утверждения Синода рукоположил епископа Мефодия Кудрякова, которому поручил управление Патриаршей Канцелярией… Патриарх намеревался провести полный финансово-хозяйственный аудит Киевской Патриархии, контролируемой людьми митрополита Филарета, однако добиться этого не смог…

Некоторые благоразумные епископы пытались примирить Патриарха Владимира и митрополита Филарета, но прежнего доверия между ними уже не было, Владимир стал просто бояться Филарета. Об этом говорил мне потом епископ Белгородский и Обоянский Иоасаф Шибаев, с которым я откровенно общался в те и последующие годы (что он теперь, надо сказать, лживо отрицает, видимо, понимая, что я до сих пор помню ту неудобную информацию, которой он тогда со мной делился)…

Запомнилось и то, что я услышал в разгар тех печальных событий из уст епископа Серафима Верзуна, который был полностью предан митрополиту Филарету и часто ласково называл его «папочкой». Однажды, приехав из Киева (с заседания Синода?), владыка Серафим с возмущением рассказал мне, что «всем обязанный папочке» епископ Даниил Чокалюк вдруг «взбрыкнул» и посмел принять в конфликте сторону Патриарха Владимира, но «папочка» вызвал его к себе на разговор и напомнил, что знает всю его подноготную, а потому требует полной лояльности и поддержки. Когда я спросил владыку Серафима, что это за «подноготная» такая, он, сначала закусив губу и немного подумав, глубоко вздохнул и «строго доверительно» сообщил, что Даниил, оказывается, имеет жену и детей, однако «папочка» терпит такую его «слабость». Вразумление подействовало…

Последние мои воспоминания о Патриархе Владимире связаны, конечно, с его трагической смертью и погребением… Как только Патриарх умер, сразу появились слухи о его насильственном устранении. Кажется, уже на второй или третий день кое-где в Киеве были расклеены листовки, в которых сообщалось о странных фактах, свидетельствующих об этом. Но тогда я воспринимал эти слухи и листовки лишь как дезинформацию и попытку промосковских сил очернить митрополита Филарета. Однако позже, через два-три года после смерти Патриарха, епископ Иоасаф Шибаев в конфиденциальном разговоре со мной ошарашил меня словами, в которых прозвучала то ли уверенность, то ли догадка, что это было именно убийство (уж не знаю, в прямом или в переносном смысле). Впрочем, при прощальном моём разговоре с ним в 2002 году, когда я вновь напомнил ему о слышанных словах, он отрезал: «Я жалею, что сказал тебе об этом!». Что это было, я до сих пор не понимаю. Но версия о насильственной смерти Патриарха Владимира, видимо, имеет под собой серьёзные основания…

На Литургии, которая совершалась перед отпеванием Патриарха, митрополит Филарет неожиданно благословил почему-то именно мне возглашать заупокойную ектению, хотя в алтаре было, наверное, не менее десятка других, гораздо более голосистых и представительных дьяконов. На самом отпевании я уже ничего не возглашал, а стоял где-то позади всех и просто молился…

На Литургии и при отпевании чувствовалось большое напряжение, никто не знал, где именно похоронят Патриарха. В алтарь постоянно заходили известные политические и общественные деятели, а также какие-то официальные лица в униформе. Прямо в алтаре провели экстренное заседание Синода и подписывали его обращение к властям с требованием разрешить погребение Патриарха Владимира на территории Свято-Софийского собора…

Потом была незабываемая многотысячная траурная процессия… Когда мы вышли с гробом из Владимирского собора на бульвар Шевченко, то на какое-то время остановились… Я видел, как Червоний и другие депутаты о чём-то спорили с возглавлявшим тогда УНА-УНСО Олегом Витовичем… Процессия вновь двинулась и повернула к Софийскому собору, где была встречена усиленными кордонами милиции и «Беркута» с дубинками и слезоточивым газом… Часть духовенства и ребята из УНА-УНСО (у которых, надо сказать, не было тогда в руках никакого оружия) начали расчищать путь от заграждений и отбивать атаки силовиков… Когда процессия прорвалась дальше и шла мимо Оперного театра, стоявшие на его ступенях гуцýлы, прибывшие на похорон Патриарха с Карпат, заиграли на своих трембитах чрезвычайно печальную прощальную мелодию… Перед колокольней Софийского собора мы, наконец, остановилась, а через щели закрытых ворот в нас стали периодически пускать слезоточивый газ… Началось долгое, многочасовое стояние…

Я, к сожалению, не остался на погребении Патриарха до конца (перед Вечерней помогал отвозить хоругви и облачения во Владимирский собор, а потом добирался на ночлег к родственникам за пределы Киева). Так что свидетелем того дикого избиения участников похорон, которое совершили спецназовцы и милиция, я не был.

Лишь на другой день, приехав утром в Патриархию на Пушкинскую улицу, я узнал о страшных событиях минувшего вечера. На состоявшейся пресс-конференции воодушевлённый митрополит Филарет заявил: «Патриарх Владимир не так много достиг своей жизнью, как достиг своей смертью!»…

Действительно, события «кровавого/чёрного вторника» высоко подняли рейтинг УПЦ Киевского Патриархата как в Украине, так и в мире. На протяжении ещё нескольких лет после смерти Патриарха его трагические похороны всячески преподносились как доказательство гонений на Киевский Патриархат в Украине. Новый Патриарх Киевский и всея Руси-Украины Филарет неоднократно заявлял, что попытка силового разгона похоронной процессии была предпринята тогдашними украинскими властями «с целью вычеркнуть Патриарха Владимира из истории, а вместе с ним и всю нашу Церковь». В первые годы Патриарх Филарет лично, с многочисленным духовенством и верующими, служил панихиды на могиле Патриарха Владимира в день его кончины. А потом…

А потом про Патриарха Владимира почти полностью забыли! Он стал уже не нужен, его смерть и похорон лишь использовали для самоутверждения и пиара, а затем его по сути вычеркнули из истории Киевского Патриархата, – и не какие-то политики, а сами же церковники во главе с Патриархом Филаретом! Почему я это утверждаю? А вот почему.

Бывая иногда в Киеве и всегда стараясь посетить могилу Патриарха Владимира, я не раз находил её в запущенном состоянии: на мраморной гробнице лежали давно засохшие или сгнившие цветы, рядом с гробницей валялся мусор… И это при том, что прямо напротив Софийского собора, всего в каких-то пяти минутах ходьбы, расположен великолепный Михайловский Златоверхий монастырь, а также Киевская Духовная Академия и Семинария УПЦ Киевского Патриархата! И никому, – ни самому Патриарху Филарету, ни многочисленному киевскому духовенству, ни наместнику монастыря, ни ректору Академии и Семинарии, – не пришла в голову мысль, что можно и нужно установить ежедневное дежурство, дабы хоть раз в день какой-нибудь монах или семинарист ставил на гробнице свежие цветы, убирал увядшие и подметал мусор! Молчу уже о такой «роскоши», чтобы на могиле Патриарха всегда горела неугасимая лампада…

Ну, ладно, может быть, за могилой Патриарха теперь уже следят, я этого не знаю, поскольку в Киеве не был, кажется, три или четыре года. Но ведь есть другое вопиющее доказательство пренебрежения и забвения покойного Патриарха Владимира – это то, как его поминают теперь в годовщину его смерти. Патриарх Филарет уже давно на его могиле не служит ни панихиды, ни литии, и не потому, что не имеет сил или времени (почему-то лично освятить пивзавод или же покрестить сына Вороненкова и Максаковой он находит и силы, и время). Просто Патриарх Владимир никаких «дивидендов» принести Патриарху Филарету уже не может! Патриарх Владимир совершенно неактуален для теперешней «филаретовской» генерации! Поэтому уже много лет подряд на могиле Патриарха Владимира совершает панихиду лишь кучка духовенства, несколько семинаристов и случайно подвернувшихся прихожан (вот, например, фото поминовения 2016 и 2017 годов). Где же совесть и сознательность пастырей и паствы Киевского Патриархата, если даже раз в год не может собраться на общее поминовение покойного Патриарха хотя бы значительная часть столичного духовенства и приличное число верующих?..

Но это ещё не всё. Уже не менее десяти лет в день именин покойного Патриарха, т.е. в день памяти равноапостольного князя Владимира (в который теперь празднуется и Крещение Киевской Руси), от Владимирского собора к Владимирской горке, – всегда мимо Софийского собора, а значит и мимо могилы Патриарха Владимира, – идёт многотысячный крестный ход во главе с Патриархом Филаретом и огромным сонмом духовенства Киевского Патриархата. И никогда этот крестный ход не остановился около могилы Патриарха Владимира, никогда не пропел ему хотя бы «вечную память»!!! Человеку, который искренне присягал и самоотверженно служил «златоверхому Киеву – сердцу Украины, столице великой Владимировой державы, Матери городов русских, – и всему украинскому народу»! Человеку, который словом и делом исповедовал, что «духовность и мистика Киева является фундаментом украинской независимой Церкви и украинской национальной идеологии»! Подумать только: покойного Патриарха-исповедника в день его именин, проходя мимо его могилы, духовенство и верующие не удосуживаются помянуть! По-моему, это страшный позор и показатель деградации Киевского Патриархата…

Я всё более склоняюсь к мысли, что должна таки состояться эксгумация тела покойного Патриарха Владимира Романюка, что должна быть проведена совершенно независимая, объективная, высокопрофессиональная экспертиза с участием иностранных специалистов, которая дала бы ответ на главный вопрос: Патриарх Владимир умер от естественных причин или же ему помогли умереть? И если будет доказан насильственный характер его смерти, то обязательно должно быть начато активное и тщательное расследование обстоятельств этого преступления, чтобы установить и заказчиков, и исполнителей его. Если же никаких доказательств его убийства не будет найдено, это снимет, по крайней мере, все возможные подозрения с Патриарха Филарета, чего я, должен признаться, искренне желаю…

А самого Патриарха Владимира после эксгумации следовало бы достойно, с надлежащими почестями, как настоящего героя Украины, перезахоронить уже во дворе Киево-Софийского собора. Впрочем, не исключаю, что можно похоронить его опять на прежнем месте, перед соборной колокольней: в этом тоже есть определённый глубокий символизм…

Вскоре после смерти Патриарха Владимира Романюка хорошо знавший его учёный-историк и общественный деятель Сергей Билокинь писал: «Патриарх Владимир был мучеником и страстотерпцем. Хочется верить, что Церковь увидит в нём и святого».

Да, он был мучеником и страстотерпцем. Но он был и человеком со своими ошибками, немощами и несовершенствами. Уверен, что ему не нужна никакая земная канонизация. Нужна только добрая память и желание подражать его простоте, скромности, бескорыстию, искренности, стойкости, идейности, жертвенности… И нужна смиренная молитва к Богу о его упокоении и блаженном воскресении в жизнь будущего века.

Беседовал Александр Солдатов

Патріярх Володимир Романюк біля м. Канева, 1994 рік (світлина з архіву колишнього патріяршого келійника та иподиякона о. Віталія Друзюка).